«Спекулирует на любви мужа к дочери»

Анна Штомпель

№89 (6757) от 25.06.14

Некоторые мамы упорно добиваются, чтобы их ребенок стал «бывшим» для папы

Семейный поединок, где ребенок – одновременно и оружие, и доспехи, и главный трофей

«Самарские известия» продолжают рубрику «Из зала суда». Год назад мы решили возродить тематику, которая когда-то была очень близка классику русской литературы Федору Достоевскому. Тем более что в судах Самарской области каждый день вершатся чьи-то судьбы.

Доводилось ли вам когда-нибудь слышать «мой бывший ребенок»? Думаю, нет. Это режет слух, не говоря уже о моральном аспекте. Однако некоторые мамы упорно добиваются того, чтобы их ребенок стал «бывшим» для папы. Вызвано это разными причинами, а приводит к одному - судебным тяжбам.
Алексей Портнов, отец пятилетней Олеси, не видит свою дочь уже полгода. По его словам, супруга Ольга, с которой они находятся в процессе развода, прячет дочь у своих родителей в одном из сел Самарской области. Алексей подан иск, в котором просит вернуть ему ребенка. Он обратился к корреспонденту «Самарских известий» с просьбой посетить судебное заседание, поскольку считает, что «сам факт присутствия прессы заставит суд принять более объективное и взвешенное решение».
Все имена и фамилии изменены.

Приличные люди
До села около двух часов езды. В машине нас пятеро: за рулем сам Алексей, рядом – его бывший начальник, призванный в качестве свидетеля, на заднем сидении – адвокат, пресса и знакомый Антон, которому поручено вести видеосъемку (если суд разрешит). Чувствуется, что Портнов основательно подготовился к схватке.
С точки зрения истца, Ольга манипулирует ребенком в корыстных целях. Ее условия: «Оплати мой кредит (700 тысяч) и освободи квартиру, тогда, может быть, я позволю тебе видится с дочерью».
По пути слушаем диск с детскими песнями. Алексей подпевает. Что это – способ успокоиться и настроится на позитивный лад? Или так выражается его тоска по дочке?
В маленьком судебном здании мы – единственные посетители. Приставы, соскучившиеся по работе, подвергают нас досмотру, но действуют вежливо и доброжелательно. Антон со своей камерой и свидетель Петренко остаются ждать в коридоре, а меня пускают в зал.
Адвокат перекладывает туда-сюда листки, повинуясь одному ему понятной логике, это напоминает священнодействия жреца перед очередным ритуалом. Секретарь – молодая пухленькая девушка в сине-белом платье, с затейливым ободком в кудрявых волосах и блестящим браслетом на руке. Вся такая нарядная, словно на празднике. В углу примостилась коротко стриженная женщина средних лет в черном свитере – это представитель опеки.
Обстановка накаленная. Алексей занимает место в первом ряду, моложавые бабушка и дедушка Рязанцевы сидят сзади. Мне ничего не остается, как обосноваться между сторонами конфликта.
Ответчиками мое присутствие воспринимается, мягко говоря, настороженно. Галина Леонидовна пытается возражать: «Зачем тут корреспондент? Еще чего не хватало!» Борис Игнатьевич ей: «Да ладно, пусть». По тону и выражению его лица ясно: даже если недостойный зять приведет Папу Римского, дело они выиграют.
Рязанцевы из тех, про кого с первого взгляда подумаешь - приличные люди. Уважаемые в местном обществе: он – индивидуальный предприниматель, она – учительница истории. Но на суде человек порой раскрывается с неожиданной стороны.
А уж когда дело касается ребенка...

Суд – это не кино
«Прошу встать!» - торжественно объявляет секретарь. Появляется судья – высокий молодой человек в очках.
Адвокат подает ходатайство об изменении текста протокола предыдущего заседания. К фразе «Рязанцев удален из зала заседания» необходимо добавить «за попытку встать и наброситься на представителя истца». Представитель истца – это сам адвокат.
Второе ходатайство – допустить в зал видеооператора. Судья спрашивает: «В связи с чем?» Алексей отвечает: «Ваша честь, когда-нибудь мне придется объяснять дочери». Галина Леонидовна резко возражает: «Я сюда пришла в суд, а не в кино сниматься». Ее супруг поддакивает: «Операторы не нужны. Он (пренебрежительный взмах в сторону зятя) и так уже цирк устроил». Дама из опеки говорит: «На усмотрение суда».
Судья удаляется в совещательную комнату.
Алексей молча сидит на передней скамье. Рязанцевы переговариваются: «Умники какие. Растрезвонил на всю область. Из газеты приехали...»
Наконец, возвращается судья и отказывает истцу в обоих ходатайствах, ссылаясь на возражения Рязанцевых и на то, что «рассматриваемый спор затрагивает интересы несовершеннолетней».
Как же по-разному можно трактовать интересы ребенка! Папа Олеси считает, что видео – благо для девочки. Бабушка с дедушкой, мнение которых поддержал суд, уверены, видео – зло. Правда же в том, что истцу это видео выгодно, а ответчикам по каким-то причинам – нет. И каждый борется за свою выгоду, прикрываясь Олесей, как щитом. Печальный и, увы, банальный семейный поединок, где ребенок – одновременно и оружие, и доспехи, и главный трофей. Простите мне эту откровенность, но разве не случается такое сплошь и рядом в наших семьях?

Так разваливаются дела
В зале без окон очень душно. Приставы открывают двери в коридор и кабинет судьи. Дама из опеки пересаживается, чтобы не просквозило. Теперь я на своеобразной «розе ветров» – в плотном окружении противоборствующих сторон. Позади что-то говорит Галина Леонидовна, прямо над ухом шумно дышит Борис Игнатьевич, рядом благоразумно молчит дама из опеки. Впереди с опущенной головой сидит Алексей. Он выглядит нездоровым и заявляет судье: «На все вопросы будет отвечать мой представитель».
Адвокат поясняет: «Мой доверитель чувствует себя плохо после травмы, нанесенной шваброй. У него продолжается курс лечения». Галина Леонидовна, выпрямившись во весь свой невеликий рост, гневно заявляет: «Это ложь! Два взрослых мужика не справились с одной девочкой?! Почему вы сбежали из квартиры, когда Ольга вызвала полицию?» Адвокат иронично отвечает: «Нет такой формулировки – «сбежал». Я доставил вашего истекающего кровью зятя в больницу. Ваша, извините, девочка могла его убить». Борис Игнатьевич кричит: «Где доказательства, что именно она ударила?» Судья напоминает о том, что вопросы должны касаться существа разбираемого дела.
Пожалуй, это самый утомительный процесс из всех, на которых я присутствовала. Скрипит и не двигается с места, как старая телега. После десяти минут – перерыв на полчаса и час. Какая-то убийственная монотонность во всем. Судьба маленькой Олеси теряется в этих казуистических процедурах.
Дама из опеки передает акт выезда в семью Рязанцевых для обследования социально-бытовых условий. В акте, словно между прочим, отмечено, что ребенок не обнаружен. Адвокат спрашивает: «По чьей инициативе проводилось повторное обследование?» Опека отвечает: «По запросу суда по итогам предыдущего заседания».
Судья обращается к истцу и, несмотря на возражения адвоката, требует, чтобы Портнов отвечал лично. Алексей поднимается, морщит лоб, трет виски. «Ваша честь, мне плохо, - говорит он слабым голосом. – Можно покинуть зал?»
Объявляется перерыв. Истец бежит в туалет и возвращается с мокрой головой. «Суки!» - вырывается у него в коридоре. Адвокат спешит мне пояснить: «Вы понимаете, куда они клонят? Раз опека была и ребенка не обнаружила – о чем процесс?! Вот так разваливаются дела!»
Теперь ясно и бессилие истца, и желание ответчиков решить вопрос сегодня. Отвечаю старой поговоркой: «На войне как на войне».

«Это не наша дочь!»
Заседание возобновляется с заявления Алексея: «Ваша честь, у меня сильная головная боль. Не могу логично формулировать мысли». – «Значит, вы отказываетесь давать показания?» - «Я не отказываюсь, - голос истца едва слышен. – Просто мне плохо. Не могли бы мне вызвать «скорую»?».
Алексею удается доказать, что помощь медиков не понадобится, только если суд оставит его в покое и продолжит общение через адвоката. Он добивается своего, но впечатление складывается неоднозначное.
Из материалов дела следует, что Ольга не желает, чтобы до конца бракоразводного процесса Алексей общался с дочерью, ввиду его «неадекватного поведения». В ответ на это адвокат зачитывает положительную характеристику от соседей. Жену Алексея знают гораздо меньше: «иногда даже не здоровалась». Кто-то вспоминает, как она жаловалась, что не хватает денег: были планы перевезти родителей в Самару. Старшая по подъезду прямо заявляет: «Ольга спекулирует на любви Алексея к дочери. Хочет, чтобы он купил теще и тестю квартиру в городе».
Судья спрашивает: «Как это подтверждает нахождение ребенка у Рязанцевых?» - «Ваша честь, у нас имеется аудиозапись телефонного разговора с Ольгой Портновой». Судья (с тяжким вздохом): «Ну, ставьте».
Качество не очень хорошее, но слова можно разобрать. Сзади раздается реплика Галины Леонидовны: «Это не ее голос!» Адвокат невозмутимо заключает: «Как ясно из записи, Портнова живет у подруги, условий для ребенка там нет». Судья: «Доказательства, что это говорит именно Портнова, имеются?» - «Здесь находится ее супруг (фырканье и смех в зале)». Судья интересуется, был ли монтаж. Адвокат отвечает, что разговор в подлиннике, но суду представлена та часть, которая непосредственно касается Олеси. «Ваша честь, Портнова прямо говорит: «Мой ребенок находится у родителей!»
Адвокат сражается в одиночку, истец выглядит беспомощным, только привстает со словами: «Да, подтверждаю, да, подтверждаю...» Рязанцевы кричат уже в голос: «Это липа! Это не наша дочь!» По словам Галины Леонидовны, Ольга никогда бы не стала мирно беседовать с адвокатом, от которого «кроме оскорблений, ничего не слышала».
Суд не усматривает возможности приобщить к делу аудиозапись на основании «бездоказательности ее происхождения». Рязанцевы торжествуют. Адвокат немного растерян. Истец выглядит совсем больным.
Судья предлагает приостановить производство по данному делу до разрешения спора по бракоразводному процессу. «Можно ответить сидя? – слабым голосом спрашивает Алексей. – Я против. Ребенка от меня скрывают. Бракоразводный процесс может длится вечно, и эта ситуация – тоже».
Пожалуй, это первый раз, когда истец самостоятельно и четко сумел выразить свою позицию. Адвокат заявляет о какой-то «вилке», в которую он попал, и просит время на раздумье.
Продолжение следует... 

Число просмотров: 218.